Интерьвью Дарвинскому Музею

Вы получили классическое художественное образование. Сегодня вы работаете в стиле биоморфный радикализм (можно ли использовать это определение?), который находится в междисплинарной плоскости, совмещая в сеюе экологию, биологию, механику. Как вы пришли к этому? Откуда черпаете вдохновение? Получали ли вы дополнительное естественнонаучное образование?

Для меня, как человека находящегося внутри процесса искусства, в нём нет ничего окончательного и устоявшегося. Это зыбкая пластичная территория с едва распознаваемыми очертаниями краёв. Своё отношение к большинству вещей и явлений приходится пересматривать постоянно, причём это относится даже к собственному организму и его содержимому...

Поэтому хоть сколько-то серьёзно говорить о некогда полученном художественном образовании, якобы послужившим неким фундаментом для творчества, довольно странно. Здесь нет никаких фундаментов и восхождений, нет уверенности ни в чём. Работаю ли я в стиле биоморфного радикализма... само это словосочетание сконструировано мною для удобства возможности говорить о своих предпочтениях, но никакого такого стиля не существует. Это как раз и есть способ указать на отношение к стилистическим определениям - если нужно что-то утверждать и обозначать, то пусть будет биоморфный радикализм. Впрочем, чем дольше живёт это понятие, тем осязательнее его оболочка. Чего уж там, это уже почти панцырь. Если говорить о вдохновении и источниках, то едва ли я его черпаю, а скорее нахожусь в непрерывном поиске искрящихся микропесчинок, растворённых абсолютно во всём.

Почему вы выбрали именно скульптуру-ковчег в качестве объекта для выставки? Насколько реально выйти за рамки выставочный пространств с подобными работами? Имеют ли они место быть в московских парках?

Судьбу и само существование этих двух скульптур-ковчегов можно назвать витиеватыми. Рожденные год назад в рамках проекта галереи Марины Печерской "Госзаказ", они должны были обрести пристанище в городской среде. Однако, не смотря на все героические усилия галереи, госструктуры не прогнулись в своей косности и скульптуры остались неприкаянными. Обитаемая скульптура для птиц стояла в интерьере одной кинокомпании, а для собак являлась временной обителью моих собственных собак в окрестности мастерской. Таким образом, двор Дарвиновского музея является первым выходом ковчегов в свет, навстречу городским животным и архитектуре.

Каков потребитель вашего искусства?

Классификацию человеческих множеств по неким признакам и деление их на условных потребителей моих творческих усилий я представляю однозначно абсурдным. Это сфера каких-то пагубных иллюзий и болезненных фантазмов. Да и сами мои объекты и инсталляции едва ли являют собой продукт. Они не удобные, мрачные, в большинстве довольно навороченные и преисполненные специфичного авторского нарратива. Это всегда разговор немого с глухим - кто-то в восторге, другой проходит мимо со странной гримасой. Нет потребителя, нет объекта потребления, есть длящийся во времени эксперимент по ощупыванию очертаний реальности и настройке частот...

Будут ли ваши работы понятны неподготовленному зрителю?

Возможно да, а возможно и нет. Ведь каждый зритель в какой-то степени к чему-то подготовлен...

Сегодня искусство активно взаимодействует с наукой. Какие перспективы у подобного взаимодействия вы видите в будущем?

Научные технологии всё настойчивее проникают в наши жизни, изменяя и сознание и тела. Мы живём в период междисциплинарных взаимопереплетений и тотальной гибридизации, поэтому у будущего вообще очень острая и непредсказуемая перспектива. Что уж говорить об искусстве, которое буквально питается новизной и одновременно торит ей новые смысловые пути. С другой стороны, вся эта гаджетизация и атрактивность, эти сверкающие своей технологичностью и умом игрушки - куда всё движется? туда ли и движется ли вообще...

Как вы думаете, стоит ли привлекать художников современного искусства в такие традиционные формы как Дарвиновский музей?

В прошлом году в рамках ежегодного Питерского фестиваля "современное искусство в традиционном музее", мне посчастливилось поработать в Музее Института Экспериментальной медицины имени академика Павлова. Роботизированная инсталляция, которую я сделал специально для этого места называлась "По ту сторону низшей нервной деятельности" и состояла она из оживающих фрагментов собаки - дышащего живота, вращающегося волосатого кишечника, сокращающихся мышц, нервов, движущейся по трубке слюны и др. Объекты искусства буквально вросли в экспозицию музея, покрылись той же пылью и желтизной, пропитались духом времени, ассимилировались, изменив при этом контекст царящей там атмосферы...

Директор музея, кстати являющийся его единоличным создателем, был в характерной оторопи, но держался достойно и вполне приветливо. Наплыв посетителей и прессы в дни феста был таков, что людей из длинной очереди запускали группами, дабы избежать обрушения ветхих балок перекрытий старого здания. Каждый получил своё сполна - музей внимание новых посетителей, город интересное событие, художник незабываемый и ценнейший творческий опыт. Поэтому отвечая на вопрос стоит ли пускать художников в дарвиновский, я говорю "да, конечно!". Единственно, хотелось бы делать интересные серьёзные художественные проекты, взаимодействуя с экспонатами и коллекциями, с экспозициями залов, а не заниматься освоением пустующих технических крышных и крылечных пространств.

Могли бы вы дать напутствие посетителям, которые придут на выставку.

От напутствий, если можно, я бы воздержался.

Ответы Филиппу Плещунову

Что для тебя как для художника значит опыт взаимодействия с животным и использование этого опыта в своём творчестве?

Животные- существа без интеллектуальной надстройки, этого вздутого лишаеобразного нароста, прикрепенного к головам людей. Мы безостановочно продуцируем мириады фантазмов, пополняя содержимое своих вздувшихся лишаёв. Фактически, мы, люди, там и живём, внутри этих наростов, как в герметичных скафандрах... снаружи только ноги для перемещения. Но и перемещение бессмысленно и атавистично, поскольку представление о расстоянии и целеполагании смены места находится там же, внутри...

Подобные размышления о взаимопроникновении и взаимовлиянии интеллектуальной и биологической природы на территории человека как раз и являются стержневыми в моём творчестве. И животные, что-то вроде камертона, они - такой, взгляд, пронзающий на секунду панцырь моего нароста и впускающий в него настоящее неспродуцированное...

Какое значение на твой взгляд, имеет тот факт, что площадкой для такой выставки современного искусства (причем уже не первой) стал Дарвиновский музей - на первый взгляд не самое очевидное место для современного искусства? Может, отметишь каких-то людей, которые этому способствуют или тенденции в целом...

В отличие от традиционного, современное искусство не является, так сказать, вещью в себе. Оно давно растворило все возможные жанровые и дисциплинарные ограничения и в поисках новых ингридиентов для своего токсичного синкретизма вырвалось "наружу"...

Дарвиновский музей великолепное место для подобных вторжений. Правда он пока держится и подсовывает крышу с двориком, не пуская нас в залы с коллекциями экспонатов... Но, думаю, это следующий шаг. К слову, не так давно я участвовал в фестивале Про Арте "Современное искусство в традиционном музее" и местом арт-акупации был Музей Института Экспериментальтной Медицины им. Павлова. Мои роботизированные шевелящиеся фрагменты собаки вплавились в экспозицию музея и она мутировала во что-то иное, новое и живое. Ценнейший творческий опыт, который всколыхнул во мне новый пласт задач и смыслов и было бы здорово продолжить его развивать.